Жемчужина России – сады Валаама

В России много чудес, но для садоводов воистину чудо из чудес – это вековые монастырские сады, расположенные почти за Полярным кругом на скалистых островах Валаамского архипелага.

Самый крупный остров этого архипелага (27,8 га, 12 км в длину и 9 км в ширину) – Валаам, величественная, покрытая хмурым лесом гранитная глыба среди неоглядной водной глади Ладожского озера. Десятками метров опускаются его скалистые берега в воды Ладоги и до 60-ти возвышаются над ней – суровая, молчаливая первозданность северной красоты.  А в окружности на 30 км от Валаама разбросано еще около 40 островов, таких же скалистых, но уже несоизмеримо с ним мельче – даже самые крупные из них (Скитский, Святой, Предтеченский и др.) не достигают и 1 га.

На Валааме, как бы в центре застывшего величия северной природы, по одним сведениям, в Х веке, по другим, в Х11 был основан Спасо-Преображенский Валаамский мужской монастырь, а на многих расположенных вокруг него островах в разное время стали появляться скиты. Как и все монастыри, он знал периоды расцвета и разрушения, но всегда, даже после, казалось бы, окончательно сокрушительных опустошений, поднимался и становился еще мощнее и притягательней.

В людском сознании архипелаг Валаам был и остается – духовным материком, а монастырь с расположенными на островах скитами – Северным Афоном. И я думаю, что это связано не только с великим молитвенным подвигом монашествующих и возведением ими в этом суровом крае великолепных каменных строений, но и, казалось бы, совершенно невозможным: гармоничным включением их трудами в дикую суровую природу Валаама и части его островов аллей и рощ из небывалых здесь деревьев и кустарников, и, что просто потрясает – разведением на скалах вблизи монастыря и на некоторых островах со скитами плодовых садов.

О садах, не очень ясно где расположенного и какого-то таинственного Валаама, я слышала давно, иногда даже читала какие-то попадающие мне о них строчки в литературе, запомнилась одна – земля для садов «приплыла по воде». Все было как-то странно и загадочно. В 1998 году ко мне попала только что изданная небольшая книжечка «Сады Валаама». Ее написал, увы, не доживший до ее выхода ленинградский ученый Василий Иванович Чирков (1899–1976 гг.), посвятивший свою жизнь изучению и утверждению северного садоводства России. И, конечно же, он детально исследовал и сады Валаама, тщательно их описал и вместе с местными народными садоводами А.А. Никифоровым и А.Н. Виноградовым много сделал для их сохранения.

С этой книгой Валаамские сады стали для меня притягательной реальностью, захотелось побольше узнать об их истории, а главное – увидеть эту жемчужину российского садоводства. И увидела… и тоже, как земля, «приплыла по воде», на теплоходе, и аж из самой Москвы. Но теплоход причалил к противоположной от монастыря (а значит, и садов) стороне Валаама. Встреча с садами оказывалась невозможной. Но мне повезло: туристов с экскурсоводом отправили знакомиться с ландшафтом и растительностью острова, а я, после объяснения с руководством местной паломнической службы, со спецпропуском на отплывающий к монастырю катер, продолжила путь к вожделенной цели моего путешествия – легендарным садам Валаама, да и не просто «в никуда», а с указанием места (средний сад), где меня ждет их хранитель – монашествующий садовод отец Алексей. И еще маленькое чудо: представляться отцу Алексею мне не понадобилось, он сразу же сказал, что я ему известна, что он даже знает о моей защите докторской диссертации, потому что он выпускник Мичуринского плодоовощного института Александр Алексеев. Этот человек и повел меня знакомиться со ставшими уже полной реальностью Валаамскими садами. И сразу же стало ясно, почему говорят и пишут «сады Валаама» или «Валаамские сады», но не «сад Валаама» или соответственно «Валаамский сад».

 

Начинаясь вблизи монастыря, они уступами спускаются к Ладожскому озеру, составляя как бы единый, хорошо обозреваемый сверху, большой сад. Он един в пространстве, этот большой сад, но состоит из трех самостоятельных: верхнего, среднего и нижнего. Все они различны высотой расположения,  рельефом, соответственно микроклиматом, а отсюда способом закладки и сортовым составом яблонь, подобранных с учетом этих особенностей. Верхний сад площадью до 2,5 га (данные по В.И. Чиркову) расположен вблизи монастыря, на ровной местности. Средний, площадью 1,15 га, оригинально размещен на прорубленных выступах (террасах) южного склона гранитной скалы. Нижний сад, площадью 1,5–1,6 га, заложен на берегу Ладожского озера, у подножья скалы, на месте бывшего (очень давно) карьера.

Первое, что впечатляет – это продуманность защиты плодовых насаждений от холодных ветров Ладоги. Для этого сады размещены так, чтобы быть со всех сторон защищенными либо плотной стеной леса (и при этом еще и специально высаженными лиственными и хвойными интродуцентами – кедром, лиственницей, пихтой и др.), либо высокими скалистыми уступами, а местами и просто забором. Запомнилась защищающая от ветров верхний сад более чем 300-метровая пихтовая аллея, именуемая «аллея одинокого монаха» Она состоит из двух рядов пихт, посаженных так близко, что по тропе между ними может пройти лишь один человек. И это не случайно, потому что помимо ее «охранительной» значимости для сада и зеленого украшения обители, она еще и место для уединенного размышления и молитв.

Не менее впечатляет и защищающие сады от ветров высокие скалистые уступы и стены, и особенно огромная (до сорока метров высоты) гранитная глыбища, нависшая над расположенным у ее подножья нижним садом. Но самое непостижимое – это как можно было развести сады на голых скалах! Естественный почвенный покров на Валааме  — около 10 см, а под ним гранитная скала, которая к тому же еще нередко выходит и на поверхность. Сады здесь (так же как и аллеи, и рощи из интродуцентов) стали возможны только потому, что они были высажены на насыпной (наносной) почве, которую специально почти два десятилетия ввозили на остров летом на лодках и баржах (помните, «земля приплыла по воде»), зимами, откалывая ломом мерзлые комья, везли на себе с материка.

Землю смешивали с собираемым со всего острова мусором, щепой, ветками, навозом (его, бла-годаря хорошо развитому животноводству, было пре-достаточно), другим подоб-ным материалом, добавляли золу и известь. Все это не один год перегнивало и в конце концов образовывало хорошую рыхлую и пита-тельную почву, которая местами оказывалась «са-женной глубины».

Насколько я поняла, в разных садах насыпная почва делалась по-разному. В среднем саду на террасированных уступах сначала в течение нескольких лет готовили «подоснову» земли, застилая уступы хворостом, соломой, сгнившими крупными ветками, лесным опадом, на все это послойно укладывали навоз, добавляли золу, известь, а затем уже насыпали привезенную землю и закрепляли подпорными стенками.

Нижний сад посажен на месте бывшего карьера, где с конца ХУ111 до начала Х1Х века добывали для монастырских построек гранит и щебень. Оставшиеся от этих разработок отходы в виде крошки добавочно дробили тяжелыми катками и в эту «крошку» добавляли строительный мусор, навоз, щепу и другие, как и для среднего сада, компоненты и систематически привозимую почву. Сад здесь посадили лишь после полного заполнения карьера, на что ушло 20 лет!

Основателем садоводства на Валааме был стоявший во главе монастыря в течение 1782–1801 гг. игумен Назарий. Какие тогда посадили сорта, откуда доставили – неизвестно, но первые посадки были успешными, и это определило дальнейшее увеличение плодовых насаждений и расширение сортового состава. При игумене Назарии, по-видимому, была уже сделана планировка всех трех садов и начата высадка в искусственный грунт для заслона садов от холодного ветра многочисленных интродуцированных деревьев и кустарников.

Уже в первой половине Х1Х века монахи владели технологией размножения яблони зимней прививкой и окулировкой. Кстати, предпочтение они отдавали зимней прививке – при окулировке часто гибли глазки. Скорее всего, у них уже был и свой питомник. Подвои выращивались из семян самых зимостойких сортов. А сортов на Валааме уже было предостаточно, к 1824 году их насчитывалось до 21 и был даже созданный монахами местный сорт Ренет Валаамский. Наиболее урожайными оказались сорта Анис, Боровинка, Налив белый, Мирон сахарный, Налив сквозной.

Особенно ярко – «яко крин» — монастырь расцвел при игумене Дамаскине (годы жизни: 1795–1881 гг.), это было и время наивысшего расцвета садоводства, и не только на острове Валаам, но и на других островах архипелага – Скитском, Никольском и др. Помимо яблони, в садах высаживались груши, вишни, сливы, крыжовник, малина, смородина, земляника и клубника. На острове шла настоящая сортоиспытательская работа, сюда в 1852 и 1865 годах из питомников Э. Регеля (Санкт-Петербург) и Н.А. Красноглазова (Москва) было завезено 60 сортов яблони. Многие из этих сортов в очень суровые зимы, когда температура опускалась до минус 37–40 градусов, вымерзли. Наиболее зимостойкими оказались Антоновка, Анисовка желтая, Налив белый, Скороспелка красная, Сласть, Скрыжапель и Юрьевское.

Во второй половине ХIХ века в садах Валаама насчитывалось 400 яб-лонь 80-ти сортов, с ко-торых в урожайные годы собирали 1500 четве-риков (четверик – 26,24 л) плодов. Плоды были необычайно крупные, например вес яблока Налива белого, так же как и Апорта, достигал 400 г, Антоновки обы-кновенной, Боровинки, Ренета Валаамского, Титовки – до 200 г, а ведь это заметно больше, чем вес плода этих сортов в более благоприятных условиях центральной России. Кстати, плоды из Валаамских садов неоднократно экспонировались на российских и международных выставках, неизменно получая серебряные медали, а на Парижской – и золотую.

Обращает внимание и длительность хранения Валаамских яблок. Плоды сортов Боровинки, Коричного полосатого, Сласти Валаамской хранились до января; Апорта, Титовки – до середины февраля; Антоновки обыкновенной, Анисовки желтой – до середины апреля; Скрыжапеля – до июня. Столь длительная сохранность плодов скорее всего связана с изменениями сортов по этому показателю в условиях Валаама (кстати, они здесь и позже созревают) и наверняка с тщательностью и особой продуманностью их хранения. А хранили яблоки так – осторожно снятые с дерева, их закладывали в ящики, пересыпая обрезками бумаги и соломенной резкой. До зимы плоды хранили в холодном помещении, зимой выдерживали температуру плюс 2–3 градуса, а весной ящики с плодами вновь переносили в прохладный подвал.

Яблок ежегодно собирали так много, что их вволю хватало всем монашествующим, излишки продавали в столицу Финляндии, раздавали бесплатно гостям и деревенскому люду на материк. И что, по-моему, особо важно, раздавали саженцы, наверняка делились и опытом. Думаю, что в этом истоки и пионерского садоводства материковой части Карелии.

Высокие урожаи качественных плодов, да еще в несвойственных для яблони условиях, можно было получать только при тщательном систематическом уходе за насаждениями, и главным здесь был многократный полив. Решающая роль полива обусловлена, с одной стороны, повышенной на острове инсоляцией, что ведет к резкому увеличению потери влаги надземной части дерева, а значит, усилению всасывающей деятельности корня. С другой стороны, не такой уж высокий наносный слой почвы, на котором возделываются деревья, подвержен разрушению, а подстилающая его гранитная скала еще к тому же препятствует подаче капиллярами на поверхность глубинной воды и одновременно, что особенно важно, ограничивает рост корней в глубину. Сочетание этих факторов приводит к обезвоживанию деревьев, и они быстро начинают вянуть. Вот почему во главе угла ухода за садом всегда был полив, для чего рылись водоемы, колодцы, строились водостоки. «… воды по полторасто ведер нашивать приходилось». Создание искусственного грунта под садовые насаждения и столь трудоемкий уход за ними кажется нереальным. Реальность же состоит в том, что к каждому дереву было прикреплено по 10 трудников, и подбирал их сам игумен Дамаскин.

И в такой холе и заботе Валаамские сады, распо-ложенные на территории отделившейся после революции Финляндии, процветали до 1939 года. В этот роковой год начала финской войны монахи покинули обитель и обозом ушли в Финляндию. Беспризорным сад оказался и в годы Отечественной войны. По сведениям В.И. Чиркова, из-за отсутствия ухода (и прежде всего полива) в это время погибло почти 400 плодоносящих яблонь. А ведь сажали-то их на века! Я, однако, думаю, что здесь дело было не только в отсутствии ухода, но и в необычайно морозных, сокрушительных для садов двух последовательно идущих зим: 1939-1940 гг. и 1940-1941 гг.

В послевоенные годы сады как могли удерживали местные народные садоводы, но их усилий явно не хватало, и уникальные насаждения неизбежно шли к гибели. С 1975 года работы в Валаамских садах и вообще прекратились. А ведь в этом рукотворном памятнике природы еще продолжали жить и плодоносить яблони, перешагнувшие за 150 лет. И это почти в Заполярье, на скалах, и десятками лет без ухода! Я видела эти деревья-долгожители – ну, это просто гиганты! Потом посмотрела у В.И. Чиркова размеры яблонь сходного возраста, поразительно – высота деревьев до 10–11 м и такой же диаметр кроны. А какое же стремление к жизни! Посмотрите, как на упавшей части 150-тилетней яблони из волчка сформировалось и обильно цветет (а значит, что и плодоносит) как бы продолжающее жизнь материнского, уже новое деревце.

В 1985 году Карельский филиал академии наук обратился в Плодо-овощной институт Мичу-ринского ГАУ с просьбой восстановить Валаамские сады. Первыми на остров приехали доценты инсти-тута Н.С. Самигуллина, К.В. Кондрашова и тогда еще совсем парнишка, а ныне профессор А.В. Верзилин. Они уста-новили, что к этому времени в садах про-израстало 379 яблонь, из которых 181 дерево было от 100 и более лет, росло два столетних дерева груши, много красной и черной смородины, малины, поросли вишни и сливы. Но в каком состоянии были все эти растения, к тому же еще заросшие не плодовыми деревьями и кустарниками! Мне рассказывал Александр Васильевич, что когда они увидели эти насаждения, то поначалу даже не могли понять, как к ним приступиться. А еще запомнился его рассказ, как, обследуя корневую систему, он рыл около деревьев шурфы и его слова: «И если бы вы видели, какая там была почва – пористая, дышащая, живая, полная червей». 

А теперь, дорогие садоводы, вспомните, как готовилась эта почва, сколько туда ушло различных древесных компо-нентов. Перегнила вся эта основа, и вот вам результат. Я лично после поездки на Валаам уже проверила эффективность посадки яблони (да и других плодовых растений) «на щепе» и теперь всем советую: используйте Валаамский опыт, щедро добавляйте в грунт посадочной ямы древесные отходы.

Почти 20 лет ученые из Мичуринска вместе со студентами восстанавливали сады Валаама. Но это уже другая история. Скажу только, что одновременно с «возвращением к жизни» старых деревьев они посадили и много новых, как старинных сортов, так и современных. И как же мне было приятно увидеть в Валаамских садах молодые, но уже плодоносящие деревца легендарного сорта моего отца – Медуница.

И нескончаемая радость, когда отец Алексей на прощанье подарил мне визитную карточку Ва-лаама с надписью «Жемчужина России – сады Валаама» и молодым деревцем в крупных, ярких яблоках и спросил: «Узнаете сорт?» К своему стыду, я этого сделать не смогла, и тогда он сказал: «Ну что же это Вы, Ирина Сергеевна, он же такой родной… Корич-ное новое».  И это был тоже сорт моего отца, и плоды его были настолько великолепны, что похоже, что он нашел на Валааме вторую родину. Так бывает. Вспомните, какая метаморфоза произошла с Апортом, когда он из Воронежа попал в Алма-Ату.

На другой день наш теплоход покинул остров Валаам. Я уплывала домой, понимая, что больше сюда уже никогда не вернусь, потому что я видела Великое чудо – а это бывает только раз в жизни. А еще я думала о створившем это чудо игумене Дамаскине, настойчивости и трудолюбии Валаамских монахов-«са-доделателей», и вспоминала бытовавшее когда-то в старину слово «садостроитель». Где, где вы, современные садостроители и садоделатели? Может, подвиг валаамских монахов озарит и вас. И не обязательно в суровых местах, но хоть в центральной России снова в изобилии зацветут сады. Ведь смогли же «вернуть к жизни», да еще во многом на современном уровне, Валаамские сады скромные ученые из Мичуринска.

И.С. Исаева, доктор сельскохозяйственных наук
Фотографии К.В. и И.В. Кондрашовых